Перед войной Клава Рощина жила в Ивановской области, была секретарем комсомольской организации, заведовала ликбезом. В те годы немало еще было неграмотных. Работали парни и девчата из ее села в основном на торфоразработках. Их девушка агитировала садиться за парты и учиться грамоте.
ТОРФ добывали недалеко от их села. Шли туда пешком веселые, с пилами, топорами и песнями.
— Ну, какую сегодня споем? — спрашивала Клава подруг.
— «Катюшу!» — дружно отвечали девчата.
Перед войной Клава Рощина жила в Ивановской области, была секретарем комсомольской организации, заведовала ликбезом. В те годы немало еще было неграмотных. Работали парни и девчата из ее села в основном на торфоразработках. Их девушка агитировала садиться за парты и учиться грамоте.
ТОРФ добывали недалеко от их села. Шли туда пешком веселые, с пилами, топорами и песнями.
— Ну, какую сегодня споем? — спрашивала Клава подруг.
— «Катюшу!» — дружно отвечали девчата.
И сама запевала чистым, звонким голосом: «Расцветали яблони и груши. Поплыли туманы над рекой…» Песня неслась над селом, будоражила, наполняла живым, гордым чувством и самих девчат, и мальчишек, которые бежали следом, и односельчан, провожавших отряд одобрительными взглядами.
В песне говорилось о любви и верности, о разлуке и ожидании, о будущей счастливой встрече. У Клавы еще не было парня. Ее любимым героем был Павел Корчагин. Дважды прочитав роман Николая Островского «Как закалялась сталь»,
она даже немного заразилась аскетизмом героя. Считала, что личную жизнь можно отложить на потом. А пока работать! Готовить себя к грядущим испытаниям.
Приведя бригаду на место, Клава разбивала девчат по парам и все приступали к работе. Резали торф на большие полосы и складывали штабелями. Чуть позже подходили машины, в которые грузили заготовленное топливо и увозили к железнодорожной станции. А вечером труженики садились за парты. В стране шла ликвидация безграмотности.
— Какие же мы строители новой жизни, если даже не умеем определить, вде юг, вде север? А без этого нельзя стать хорошим бойцом Красной армии, — щебетала Клава.
Но началась война. Первый день ее запомнился девушке на всю жизнь. Люди столпились у черного репродуктора возле здания райкома партии и слушали речь председателя Совнаркома Мологова. В сердцах поселилась тревога. Здесь Клаву разыскал директор электростанции, для которой добывался торф.
— Вот какое дело, Клава, надо мобилизовать комсомольцев на доставку повесток.
В райкоме спросили: — Скоро наступит ночь. В других селах вы не знаете, кто, ще живет. Как думаете поступить, чтобы к утру доставить все I повестки?
— Я подниму комсоргов. Они мне помогут. — Правильно-молодец.
Если нужно, не стесняйтесь, идите прямо к секретарям парторганизаций. Им указания даны.
Всю ночь она ездила с подругами по деревням, развозила путевки на фронт, на битву с врагом. А утром пошла в военкомат. Усталый после бессонной ночи комиссар с орденом Боевого Красного Знамени на груди прочитал ее заявление: «Я, комсомолка Клавдия Андреевна Рощина, прошу направить меня в действую -щую армию. Хочу с оружием в руках защищать нашу Родину от фашистов. Нормативы на значки «Ворошиловский стрелок», ГТО, ПВХО и ГСО сданы мною на «отлично».
— Это хорошо, что на «отлично», — сказал военком. — Но на фронт пока не поедете.
— Почему?
— Потому что нужны здесь. Будете по-прежнему заготавливать торф и готовиться к будущим боям на месте. Изучать военное дело. Всю вашу бригаду мы записываем в состав Всеобуча.
Прошло три месяца. Девчата упорно изучали винтовку, пулемет. Учились бросать гранаты. Вскоре Клавдию вызвал секретарь райкома комсомола.
— Надо десять девушек-добро-вольцев.
Она бросила клич и первой в списке поставила свою фамилию. Их привезли в Химки, под Москву. Немцы подступали к столице. На вокзале девчат встретил усатый старшина.
— Слушай мою команду! Сейчас пойдете со мною в часть по заминированному полю. Я впереди, вы за мной гуськом. В сторону от тропинки ни шагу. Иначе костей не соберете. Всем ясно?
— Всем.
— То-то.
— А іде мы будем служить, товарищ старшина? В пехоте?
— Нет, не угадали.
— А вде?
— Военная тайна.
Ковда пришли в часть, увидели с
десяток автомобилей с какими-то зеркалами в кузовах.
— Поняли теперь, вде будете служить?
— Никак нет.
— В прожекторной части. Кое-кого отправим на курсы водителей.
— У меня есть права водителя! — заявила Клава, которая окончила курсы еще год назад.
— Ну, что ж. Товда вот твоя машина. Принимай.
Каждый день шли на Москву самолеты врага. Стальным воздушным заслоном стояли на их пути зенитчики. А вместе с ними прожектористы.
Жили в землянках. По очереди выходили на дежурства. По гулу мотора могли определить тип самолета. Действовали четко, быстро, умело. Считанные секунды требовались Клаве, чтобы завести укрытый под землей с целью звукоизоляции агрегат и дать ток прожекторной установке. А в это время слухачи уже давали точные координаты, и яркие лучи прожекторов высвечивали в небе большого черного жука, безуспешно пытающегося уйти в темноту, исчезнуть во мраке. Хлопали рядом зенитки, и еще один стервятник находил себе могилу на русской земле.
В конце 1943 года часть, в которой служила Клава, перебросили под Ригу. Много пришлось пережить бомбежек. Во время одной из них был тяжело ранен их командир взвода, бравый старшина. Вместо него прибыл старший сержант Звонов, молодой, симпатичный, уже побывавший на фронте. Он сразу понравился Клавдии. Екнуло ее сердце, ковда он, знакомясь, по-чему-то на ней задержал свой чуть насмешливый заинтересованный взгляд. Она тоже не отвела от нею своих таз.
Он пристально смотрел на нее, стройную, румяную, чернобровую, в перехваченной ремнем гимнастерке и в чуть прикрывавшей колени защитной юбке. С этой минуты что-то пока еще неясное стало связывать их, вчера еще не знавших друг друга.
Он был родом из Украины, отку-да-то, как он говорил, «з-пид Полтавы». Когда Клава думала о нем, ее охватывала радость, стремление преодолеть все опасности фронтовой жизни.
Однажды ночью, во время дежурства командир присел на ступеньку установки.
— Клава, я хочу у тебя спросить.
Она, волнуясь, промолчала.
— А спросить хочу вот что: как ты ко мне относишься?
— А вы ко мне как?
— Ты «Тихий Дон» читала?
—Да, конечно.
— Так вот, я отношусь к тебе так, как Григорий относился к Аксинье.
Обожженная радостью, она отвернулась.
— Что же ты молчишь, Клава?
— А я, как Аксинья к Григорию.
Так они объяснились. И вскоре
стали мужем и женой. И продолжали воевать и сбивать на землю фашистских стервятников, продвигаясь на запад, все ближе и ближе к логову врага. И много было пережито дней и ночей, прежде чем пал Берлин.
После залпов Победы первый эшелон демобилизованных увозил Клавдию и ее супруга на его родину, под Полтаву.
Юрий ЛАПТИЕНКО
