КОГДА отец уходил в сорок первом на войну, Сашке было четырнадцать. Прощаясь, он, обняв сына, сказал:
— Ты продолжатель нашего рода, остаешься тут старшим, — смахнул слезы и поцеловал своих маленьких четырех дочерей…
Больше его они не увидели. А в голодовку ушла из жизни мать, и остался парень один со своими проблемами. Работал в Харькове на заводе, сестры учились в школе, обрабатывали огород, пасли чужих коров и коз и понемногу подрастали.
КОГДА отец уходил в сорок первом на войну, Сашке было четырнадцать. Прощаясь, он, обняв сына, сказал:
— Ты продолжатель нашего рода, остаешься тут старшим, — смахнул слезы и поцеловал своих маленьких четырех дочерей…
Больше его они не увидели. А в голодовку ушла из жизни мать, и остался парень один со своими проблемами. Работал в Харькове на заводе, сестры учились в школе, обрабатывали огород, пасли чужих коров и коз и понемногу подрастали.
Сашка был человеком веселой удачи, духом не падал, в селе считался лучшим футболистом,даже сменами умудрялся меняться на заводе, когда команде надо было играть, а футбол был единственным развлечением, ведь ни света, ни радио в селе не было проведено еще после войны.
После второй смены Сашка заходил к своей девушке, а ровно в три часа ночи возвращался домой почти через все село и всегда пел, не то чтобы хорошо, но громко, чем раздражал всех собак. Зато поездники, которым на первую смену ехать, зажигали керосиновые лампы и были благодарны Сашке, так как часов почти ни у кого не было. Так его и называли то Сашка-будильник, то футболист.
С Лидой своей он учил-ся в одном классе, любовь созревала можно сказать с детства. Она осталась тоже без отца, жила с матерью, работала в колхозе. В селе все знали, что они непременно поженятся, ведь уже встречались несколько лет. И как гром с неба: Сашка перестал ходить к Лиде, оборвалось ночное пение. А вскоре все село уже знало, что Лида ждет ребенка.
Рассуждения были разные, кто говорил о том, что некуда ему жену вести, да еще и с ребенком, если дома своих детей четверо. А другие считали, что в примаках он не захочет жить
и девочек своих не бросит. В общем — замкнутый круг.
Тем временем Лида не скрывала, что Сашка ее бросил, но оставил надежду, мол, если будет пацан — женюсь, а если девка — и не думай, ему нужен продолжатель рода.
Родилась девочка, бабушка нянчила, а вскоре Лида забрала дочку и выехала из села. Только летом привозила внучку к бабушке. Девочку назвали Александрой, а в селе — Шуркой или Сашкой. Соседи, не обращая внимания на присутствие ребенка, часто обсуждали эту ситуацию на скамейке возле дома.
— Вот какая дочка у Сашки растет, красавица, а похожа на него как две капли воды, кучерявая, как он. И сам не женится, и дочку осиротил, все футбол гоняет. Пацана он хотел, да против природы не пойдешь.
А другая бабушка возразила:
— Видать, девки ему так надоели свои, поэтому и пацана захотел. А вот и он, легок на помине. Сегодня же футбол, и сестры с ним, подросли уже. Гляди, Шурка, вот твой папка пошел, даже не посмотрел.
— Зря ты сказала, Ивановна, смутила дитя.
А Шурка ковырялась в песке и из всего этого разговора поняла одно: она сама виновата, что у нее нет папки. Ей надо быть пацаном. И крепко призадумалась. Она запомнила его лицо, курчавую шевелюру, белую рубашку,
часы на руке и больше ничего. Все ее сознание было сосредоточено на этом образе. За свои пять лет она еще так никогда не задумывалась и решала одну проблему: если стать пацаном, то у нее будет папка, как у всех.
И вот в один футбольный день, когда по улице, как на демонстрацию, на стадион валил народ, Шурка стояла у самой дороги, возле бабушкиного дома поджидая, когда будет проходить ее отец.
На ней были длинные штаны, подвернутые снизу, мальчишечья сорочка, на голове спустившаяся на глаза пилотка со звездочкой, а за плечом деревянное ружье на
веревочке, ну все, как у соседского Кольки.
Вот и папка идет. Сердце у Шурки колотится в груди так, что ей трудно дышать. Она шагнула ему наперерез и обняла его колени.
— Ты кто, ты что, ты чего хочешь? — наклонился он к девочке, чуть не столкнув ее с дороги.
Шурка подняла глаза и сказала почти шепотом:
—Я пацан… Я пацан. Шурка я…
— Ты чья, твоя как фамилия, что ты хочешь? — говорил Сашка, хотя уже догадался и знал ответы на свои вопросы.
Он снял пилотку с ребенка и увидел на ее головке курчавые волосы, а на лице тревожное ожидание и растерянность, дрожащие губки.
— Так ты, говоришь, пацан?
Шурка, шмыгнув носом, кивнула. Он взял ее на руки, накрыл ладонями ее холодные босые ножки, спрятал их под пиджак и подошел к скамейке возле дома.
— Значит, ты Шурка, Александра Александровна?
Неведомое ему еще чувство овладело им в этот момент с такой силой, что Шурке уже стало тесно в его объятьях. А он целовал ее и плакал, шептал ей слова, которых даже сам не ожидал от себя.
— Родненькая моя, пацан ты мой дорогой. Боже! Какое счастье! Беги к бабушке скажи, что идешь с папкой на футбол!
— А маме можно с нами?
—Можно! Можно! Если захочет…
А сам подумал: если простит. ..
Надежда КОРОТКОВА,
пос. Чкаловский
История основана на реальных событиях из жизни жителей нашего района
