Давно думалось воздать должное честному слову, но всякий раз считал себя недостойным такой чести, поскольку надо быть, прежде всего, честным перед самим собой, не лукавя нигде нн открыто, ни завуалировано.
Давно думалось воздать должное честному слову, но всякий раз считал себя недостойным такой чести, поскольку надо быть, прежде всего, честным перед самим собой, не лукавя нигде нн открыто, ни завуалировано.
Честное слово — один из знаков качества человека, приобретаемый им в процессе становлення характера, сильного и личностного. Заранее прошу прощения у читателя, если я в процессе написания повествова ния буду нередко на себе «испытывать» образцы честного слова.
ВО МНЕ зерна чести и честности стали прорастать с первым осмыслением того, где я родился: Сталинград был самой благодатной почвой для размножения благих порывов в душе, таких как честь, честность и дож. А тут еще прочитанные на стыке детства с юностью книги «Три мушкетера», «Королева Марго», «Два капитана», «Честь смолоду» и другие утвердили меня и моего друга-одноклассника Валерия Волкова в вере в эти столь удивительные человеческие достоинства.
Правда, забегая вперед, скажу, что мой друг, впитав в себя эти высшие людские качества, в дальнейшем все же не смог избежать конфликта с законом и, как следствие, сполна испытал на себе судьбу заключенного. Объяснение этому я нашел через много лет, когда до меня дошло, что светлые побуждения Валерия, его внутренняя ранимость и открытость столкнулись лоб в лоб с махровой жестокостью, наглой вероломностью и самым больным для Валерия чувством предательства, на которое он не мог ответить тем же, ибо был воспитан на мушкетерской преданности и дружбе де Ла Моля с Кокон-насом из «Королевы Марго».
Пишу обо всем этом, ничего не прибавляя, поскольку сам на протяжении всей жизни испытывал и до сих пор испытываю болезненное состояние от вампирных ублюдков. Бог спас меня и от сумы, и от тюрьмы, и от рвения злоключений прямо на меня. Самое печальное то, что, кроме выпестованной в себе честности и чести, мне нечем было им больше противостоять. Это потом, спустя десятилетия, жизнь меня чему-то научит. Но по-волчьи жить и выть я никогда не буду. Обобщая поступки, вычитанные из книг, я впоследствии напишу в своих стихах:
«В человеке достойно, весомо,
Будто рыцарский знак благородства,
Незапятнанным честное слово
До скончания дней остается».
Честное благородное слово! Разразившаяся Октябрьская революция 1917 года убрала серединное слово «благородное», от которого несло дворянским происхождением на рабоче-крестьянский класс. Распад СССР убрал за ненадобностью первое слово «честное», бросив его в іушу мата и разврата, где уже перемалывались, как жерновами мельницы, такие зерна-сло-ва русского языка, как честь, совесть, дож, патриотизм, святость, верность и, конечно же, любовь.
Ее прямо-та-ки распяли на кресте, найдя замену-слово — секс с голубым колером, лесбиянством и прочей нетрадиционной срамностью. В распавшихся странах пошли в рост неверие, беспамятство, беспределы переделов хлебных мест и грызня братков из-за торговых лотков и других без стеснения присвоений. Где же тут честному слову выжить, если сама жизнь — хоть в петлю лезь! Я лично задыхаюсь в этой переставленной с ног на голову жизни, где пытаюсь проложить, как шпалы, по листу свои строки:
«В человеке основы основой,
Без каких бы то ни было версий,
Быть обязано честное слово,
Как души не просроченный вексель!»
Когда-то, довольно давно, не то услышал по радио, не то где-то прочитал чье-то изречение, что, мол, в наше время необязательно быть гениальным, но обязательным быть необходимо. Цитирую не дословно, а как запомнил. Это изречение удивило меня тем, что я ему сперва машинально следовал, а теперь следую осознанно, повторяя эти слова своему окружению, чтобы, что скрывать, показать себя с лучшей стороны. Многие, сославшись на меня, повторяют не мои слова другим, абсолютно необязательным, людям, идущим по жизни туда, куда кривая выведет.
Кто-то может упрекнуть меня, что я показываю себя в розовых красках. Но не всегда же мне себя мазать дегтем. Что было и как было, так и пишу. Честное слово — одно из тех редких слов, которое, если дал, то разбейся, но выполни его. Меня на многом можно подловить, но не на данном мною честном слове: срабатывал механизм не гениальности, а обязательности.
И я радовался, когда при моем возникновении в нужном месте по мне сверяли часы. Долететь, доехать, прийти иль приползти к сроку — было моей чуть ли не единственной и безупречной гордостью.
Эта черта моя, как стрелка компаса, быстро реагировала на оказание кому-то помощи. Близкие друзья мои, зная об этом, жалели меня, звоня мне в самых исключительных случаях, и я разбивался в доску, стараясь сделать больше, что было в моих силах. Было весьма приятно слышать, когда мне в зачет моим поступкам, порывам и благим деяниям говорили, что я родился не в том веке.
Я не совсем согласен с этим, ибо, куда мне девать прожитую мною жизнь с ее первоначальным взлетом, кратким полетом над землей с ее полями и домишками и с ее набитыми мною шишками, с днями ныне пресными да еще — с болезнями. Эти все «наглядности», как причуды старости. Казалось, вчера еще я изрекал:
«А мне с рожденьем все же повезло:
В те времена судилось мне родиться,
Когда, взлетев, я мог легко ложиться
С крыла поочередно на крыло».
Именно в былом многим из нас мечталось быть асами в небе, первопроходцами новых морских путей, первооткрывателями чего-то необыкновенного в науке.
Не могу не привести здесь слова, мне не принадлежащие, что человек, обладающий силой духа, внешне и внутренне гораздо богаче обладателя даже несметного богатства. Первый оценивает жизнь влюбленными в нее глазами, второй пытается закупить ее со всеми на ней прелестями. У первого — неуемная жажда к жизни, у второго — приступы депрессии с затягивающей золотой петлей на шее.
Кто-то вправе меня спросить, не отношу ли я себя к категориям людей сильных духом? Может быть, и отношу в какой-то мере, говоря об этом в своем творчестве:
«В стихах я мир, как есть, воспринимаю,
До той росинки в травах на опушке,
До тропочки, сбегающей к речушке,
Которую до всплеска понимаю».
Ловлю себя на мысли, что начал-то я рассказывать о честном слове, а под конец нанизал на него всякого, что взбрело в голову, хотя могу и ошибаться, потому как честность, долг и честь являются часовенками человеческой сути. Чем больше таких часовенок в человеке, тем он выше своего невежественного окружения не на голову, а на купола, выстроенные и выстраданные им в себе на фундаменте доброты и милосердия ко всему живому на земле.
Я всю жизнь стремлюсь к тому, чтоб другие обо мне говорили: он — человек надежный и на него можно в трудные минуты положиться. Другое дело, что это не всегда у меня без сучка и задоринки получается. Прошедшие годы мои представляют собой не цветные кубики Рубика, а скорей черно-светлые квадратики. В тех квадратиках было всего понемногу, кроме серого цвета, которого я на дух не переносил.
Таково мое лирическое отступление или дань тому времени, где истоками били равнения на героев из книг, порывы к прорыву чего-то вечного и стремленья к делам событийным. Очень не хочется, по правде сказать, в наши дни опускаться на землю, где благостных дел — хоть шаром покати! Вместо них — кумиры-громилы, секс-символы, шлюхи духовной разрухи, при пире, как будто во время чумы, где денно и нощно себя губим мы…
Честным словом я начинал сей сказ, им же и закончу: В человеке, не терпящем лести, Что сравнима, по сути, с половой, Вкупе с совестью,
долгом и честью Быть обязано честное слово!
Владимир РОДИОНОВ
2009
