На скамье подсудимых — трое. Трое поникших, избегающих смотреть в глаза молодых парней в одинаковой арестантской робе.
Срок службы в армии у одного из них истек еще полгода назад, другим увольнение в запас «светило» этой веской. Но, увы, мечтам и планам на ближайшее будущее не суждено было сбыться. Жизненная кривая, которую Анников, Аксенов и Оглоблин выбрали сами себе, вывела их совершенно на иную стезю, чем им представлялось. Впрочем, для пущей ясности, обо всем по порядку.
ДЕКАБРЬ 1990-го.
В часть, к месту постоянной дислокации, возвращаются подразделения, выполнявшие служебные задачи в Нагорном Карабахе. Несмотря на усталость, настроение у людей приподнятое — все-таки домой приехали, да и Новый год скоро. И вдруг, словно гром среди ясного неба, весть: на складе артвооружения недостает одного автомата из числа тех, с которыми личный состав в разное время выезжал в Закавказье.
Вначале это восприняли как неудачную шутку. Но оказалось, что одного ствола действительно не хватает — какой уж теперь праздник. Занялись усиленными поисками. Выдвинутая вначале версия о том, что автомат потеряли в Закавказье, быстро отпала — все, вернувшиеся из НКАО, сдали ровно столько оружия на склад, сколько и получили перед поездкой. Тогда круг поисков значительно сузился.
Начальник службы артвооружения майор С. Белентьев и его подчиненный лейтенант Г. Агарков не спали трое суток. Трудно даже представить их состояние в те дни беспрестанных поисков и волнений. Офицеры понимали, что доступ на склад АТВ посторонним лицам невозможен — выходит, взял кто-то из своих, имеющих отношение к службе артвоору-жения. Но кто? Людей этих по пальцам пересчитать можно, да и доверяли им, как самим себе.
— Я просто ума не мог приложить,— рассказывал мне после суда лейтенант Г. Агарков, — куда подевался автомат. А
главное, не мог себе даже представить, чтобы его похитили солдаты из отделения, которое обслуживает мастерскую по ремонту стрелкового вооружения, то есть мои подчиненные.
К сожалению, офицер, действительно, очень плохо представлял, на что способны его подопечные. Когда круг поисков окончательно замкнулся, и расследование должно было вот-вот назвать имена прямых виновников похищения автомата, один из них — рядовой Н. Оглоблин — не выдержал и во всем сознался. Что ж, добровольное признание и помощь следствию смягчает війну. Понимая это, так же поступили и другие действующие лица всей этой криминальной истории, которая начиналась в мае 1990 года.
Именно в один из тех, уже далеких, майских дней младший сержант Д. Анников, рядовые Н. Оглоблин и Д. Богданов были направлены для наведения порядка в кладовую оружейной мастерской. Работа подходила к концу, когда кто-то из них случайно открыл один из пустых ящиков для хранения оружия, увидел в нем автомат с прибором бесшумной стрельбы и 4-мя магазинами. (Заметим, что обнаружили не на складе, а в кладовой, где оружие не должно храниться).
Осмотрев находку и убедившись, что автомат самый что ни на есть боевой, они положили его обратно в ящик. В этот момент, как утверждали на суде Анников, Оглоблин и свидетель Богданов, они не задались вопросом, почему здесь находится автомат? Не подумали и доложить о странной находке по команде. Эдакая инфантильность: лежит себе, ну и пусть лежит. Как говорится, не нами положено…
Однако на всякий случай, когда отделение по ремонту стрелкового вооружения собралось вместе, Анников сообщает об автомате четырем другим своим подчиненным: вдруг кто-то из них знает о том, как попал в кладовую АКМ. И опять, странное дело, никого не удивило сообщение младшего сержанта. Лишь ефрейтор В. Кулинич, который вскоре должен был вылететь в НКАО, посоветовал отнести найденный автомат на склад. Но cделал он это не настойчиво, и его предложение повисло в воздухе.
Прошло несколько недель. Автомат по-прежнему находился в кладовой и никто его не искал. Однажды, как будто ненароком, Анникоз и Оглоблин поинтересовались на складе АТВ, все ли там в порядке с учетом оружия? Сведущий кладовщик, не придавая значения этому вопросу, успокоил: да, все нормально.
«Если автомат ничей, — думал Анников, — то почему он не может быть моим? Правда, есть еще и Оглоблин…» (Богданова младший сержант в расчет не брал
— молодой солдат, он будет молчать, как рыба. Не исключено, что тот и в самом деле поверил, что ничего особенного не произошло). «Подумаешь, автомат нашли,
— продолжал размышлять младший сержант. — Если даже и спросят, куда потом подевался, скажем, а шут его знает. Мы что, его сторожить нанялись?
Вот с Оглоблиным будет посложней. Впрочем, вариант есть: надо предложить ему продать автомат, а деньги пополам. Вон, д^же «Комсомолка» оружие скупает, а у кого — фамилии не спрашивает. Все, точка, надо искать купца. Деньги сами в руки плывут…»
Тог что продать автомат непросто, Анников и Оглоблин хорошо себе представляли. Выйти из части им казалось делом нешуточным, да и что толку — в городе знакомых все равно не было, а первому встречному не предложишь — сразу загребут. Тут-то они и решили обратиться за помощью (и уж никуда не денешься, взять в долю) к одному, пользующемуся в уасти славой «делового человека» рядовому Евгению Аксенову.
ЖЕНЯ, Женечка — так его величали многие в полку. Он, казалось, мог асе или почти все. За полтора года службы санинструктором роты Аксенов обрел столько знакомых, в основном людей нужных— повара, кладовщики, водители, писари штаба… — что мог выполнить практически любую просьбу или поручение, все зависело от того, кто к нему обращался за помощью.
Правда, карьера санинструктора за полгода до увольнения в запас у Женечки прервалась по причине довольно пикантной. По свидетельствам одних — Аксенов был уличен в воровстве спирта в медицинском пункте, другие намекают на попытку хищения им из санчасти медицинских препаратов, содержащих наркотики. В общем, история эта темная и, как я понял, в части сделали все, чтобы широкой огласке она не подлежала. Просто Женечку молча вышибли из санинструкторов и на этом поставили точку.
Но не такой человек Аксенов, чтобы, вкусив плоды с древа свободной жизни, да еще за полгода до увольнения в запас, стоять в строю, ходить на службу или на занятия. И вот (ох уж эти «умельцы» на все руки) бывшего «стража здоровья» используют в подразделении только для выполнения разного рода ответственных работ, понятное дело, все они связаны с хозчастью.
Встречаясь с бывшими командирами и сослуживцами Аксенова, я был поражен, как они его одинаково характеризовали.
Заместитель командира роты по политической части лейтенант А. Капарулин (выпускник училища 90 года, он мало знал Аксенова): «У Аксенова, как мне кажется, были ровные отношения со всеми. Занятия он, разумеется, не посещал, в роте его видели редко. Все чьи-то задания выполнял. Впрочем, было в нем что-то такое…»
Командир отделения младший сержант Чеслав Медекшо: «Веселый и общительный парень. Видел, не скрою, его очень редко. Когда был санинструктором, все в санчасти пропадал, а вот когда сняли его с этой должности, то поручения комбата стал выполнять. Бывало, увидишь его раз в день, спросишь, мол, Жень, как дела, чем занимаешься? — а он отвечает, то стенд какой-то делаю, то еще что-то и все по приказанию офицеров. В роте он вообще не появлялся. А если и приходил, то или с банкой краски, или с куском фанеры… В общем, хоть и мой подчиненный, а командовать я им практически не мог… Вот, говорят, он 8 самоволки ходил. Да, догадывался я, что так оно и есть, но поделать ничего не мог. Он же не в сфере моего досягания был…»
Писарь роты рядовой Сергей Зайцев: «Иногда Аксенова отпускали в увольнение. По какому поводу, не знаю. Однажды, кажется, девушка к нему приезжала.
ак человек Женя, я чувствовал, не такой простой был, каким пытался казаться, но я значения этому не придавал. Какое мое дело…»
Командир батальона Сергей Гурц: «Да знал я, что Аксенов разгильдяй, знал! Но ведь по хозяйственной части он многое мог. И краску достать, и стройматериалы… У него во всем полку знакомые были. Сейчас время какое — нигде ничего нет, а порядок в казармах поддерживать надо. Вот и приходилось использовать «деловые» качества Аксенова…»
Недооценивал своего подчиненного комбат. Знакомые у Аксенова были не только в полку. Один гражданин Лисин чего стоил — две судимости за плечами и обе за кражи. Вернувшись из мест лишения свободы, он не поехал к себе в Тулу, а решил остановиться у своего знакомого Е. Козэля в Москве. Нигде не работал, жил (и неплохо!) на нетрудовые — фарцовка, спекуляция… Познакомился с ним Аксенов в увольнении. Хорошим парнем показался —в Афганистане, говорит, воевал. Обещал помочь в покупке модной одежды перед увольнением. Телефончик свой оставил — звони, если что надо.
Был у Аксенова в городе и другой интерес. Девушка — Ольга X. С ней он познакомился через ефрейтора А. Зеленина и его подружку Ирину К. Показания Ирины проливают свет на некоторые детали в поведении Аксенова и помогают понять, каким же на самом деле было состояние дисциплины в этой части.
«После знакомства с Зелениным, — пишет Ирина, — он почти каждый день (в смысле вечер. — Прим. авт.) приходил к нам в общежитие… С весны 1990-го Зеленин стал приводить с собой своего сослуживца Аксенова. Здесь Аксенов и познакомился с Ольгой X…».
Разумеется, женское общежитие Зеленин и Аксенов посещали не в увольнении, тем более, каждый вечер. Самовольно оставить часть было для них делом пустяковым: после вечерней поверки уходили из казармы, перелазили в самом кезащи-щенном месте, в районе мусоросборника, через забор, переодевались в скверике в гражданскую одежду и гуляли до самого утра.
Поэтому не случаен интерес Анникоза и Оглоблина к Аксенову. Он хоть и не служил в их роте, но о нем зато были наслышаны все военнослужащие срочной службы. Не знали (или не желали знать?) только его командиры.
В’ЫБРАВ подходящее время, Анников и Оглоблин встретились с глазу на глаз с Аксеновым. Как и следовало ожидать, реакция его была положительной. Он сразу взял на себя обязанность найти покупателя. Впрочем, его уже и не надо было искать. Однажды в беседе с Аксеновым Лисин намекнул ему, что мог купить у него или у кого-нибудь другого из военнослужащих что-нибудь из оружия или боеприпасов, если, конечно, есть такая возможность.
Это Аксенов запомнил и, когда узнал об автомате, то понял: есть реальный шанс заработать, А деньги Аксенову были нужны и, а первую очередь, для покупки модной одежды, тем более, что Лисин мог в этом помочь. Вот только цены кусались и нужно было много, очень много денег.
В тот же день Аксенов позвонил на квартиру, где проживал его новый знакомый, Лисин, нисколько не удивившись, сразу дал согласие купить автомат й назначил встречу.
Теперь Анникову, Аксенову и Оглоблину предстояло вынести автомат из кладовой и перепрятать в укромное место так, чтобы его оттуда можно было взять без помех.
— Лучше всего спрятать ствол в автопарке, в машине Оглоблина, — предложил Аксенов. (Кроме должности мастера по ремонту стрелкового оружия, Оглоблин был еще и водителем автомобиля).
Предложение было принято, и в условное время вся тройка собралась в кладовой АТВ. Именно с этого момента, когда автомат был взят из ящика для хранения оружия в кладовой, и начали исчисляться действия младшего сержанта Анникова, рядовых Аксенова и Оглоблина как противоправные и подлежащие наказанию согласно статьям 2181 ч. 2 и 218 ч. 1 УК РСФСР.
О каком тут чувстве долга можно было вести речь, о верности Присяге, родительским наказам, товарищам по оружию, которых они в этот момент предавали, если пусть и «деревянные», но все-таки рубли сами шли в руки. Автомат быстро разобрали, уложили в сумку и осторожно перенесли в автопарк.
Расчет в этом случае был прост. Ночью, когда Аксенов пойдет на свидание с Лисиным, он возьмет сумку из машины Оглоблина. Наряд по автопарку —• ребята свои, Женечку хорошо знают и никаких препятствий чинить не будут.
Вышло все, как и предполагали. Аксенов проник на территорию автопарка, взял сумку с разобранным АКМ, проторенной дорожкой покинул часть, переодевшись в гражданскую одежду, направился к условленному месту. Но вот тут-то и вышел прокол… Лисин на встречу не явился. Почему? Потому, что это в его расчеты не входило. Во-первых, он проверял Аксенова — не ведет ли тот за собой «хвост», и, во-вторых, надо было сбить цену на автомат, а значит — не торопиться. Девать-то АКМ Аксенову некуда, так что в любом случае он вынужден будет уступить покупателю.
В итоге так и получилось. Прождав Лисина около часа, Аксенов решил не рисковать и отправился в общежитие к Ольге X. Ну, в самом деле, не нести же автомат обратно? Пообещав, что придет на следующий день, он оставил автомат под кроватью у своей знакомой.
Следующим вечером Аксенов уже с Анниковым уходят в самовольную отлучку. Младший сержаут, почувствовав что-то неладное, забеспокоился — не водит ли его за нос шустрый Женечка? Но Аксенов и сам, сильно встревоженный отсутствием в условленном месте Лисина, охотно берет с собой Анникова.
На этот раз Аксенов решил действовать наверняка. Оставив Анникова в общежитии, он, прихватив автомат, направился на квартиру, где проживал Лисин. Лисина дома не оказалось, но вместо него свои услуги предложил хозяин квартиры, уже знавший Аксенова по предыдущим визитам. Он объяснил, что обо всем осведомлен, и Же«я может смело оставить ему автомат. Цену при этом, как и следовало ожидать, назначил минимальную — 1000 рублей. Такого Аксенов не ожидал, однако торговаться не стал — времени для этого не было. Деньги Козэль пообещал отдать позже, якобы после того, как убедится, что действительно боевой. Но это была всего лишь уловка, чтобы солдат почувствовал еще раз, кто от кого в этом деле зависит.
Возвратившись на другой день из самовольной отлучки, Аксенов принес деньги. Анников и Оглоблин получили по 300 рублей. Кому достались оставшиеся 100, из материалов уголовного дела не ясно. Скорее всего они остались у Аксенова. В конце концов не важно, сколько в данном случае заработали Анников и Оглоблин — на 30 сребреников больше или меньше.
Странно другое — эти деньги у них украли, так, по крайней мере, они утверждают, в ту же ночь, когда они их получили. Вернее, получил Оглоблин и положил в карман своей куртки, а утром денег не стало. Но здесь много неясностей.
Суд лишь сделал частное определение в адрес заместителя командира роты материального обеспечения, который, узнав, что у Оглоблина пропали 600 рублей, во-первых, не доложил об этом по команде, и во-вторых, ничтоже сумняше-ся способствовал сбору денег с солдат роты, чтобы возместить Оглоблину ущерб. Откуда у подчиненного такая сумма денег, замполита не удивило. Прояви он тогда элементарное любопытство, и огнестрельное оружие, возможно, не гуляло бы столь долго по чужим рукам.
Но есть еще и другая сторона медали — разве не могли Анников и Оглоблин инсценировать кражу денег, чтобы (а чем черт не шутит!) попробовать увеличить свой бюджет вдвое за счет доверчивых сослуживцев? Кто сегодня в этом может сомневаться? Понятно, что возбуждать уголовное дело по факту хищения крупной суммы денег в подразделении, да еще в отсутствие командира роты, который находился в отпуске, замполит не решился и выбрал простой выход — собрать с миру по 30—40 рублей, и никаких проблем — все «шито-крыто».
ПОЛУЧЕННЫЕ деньги кружили голову. Анникову все чаще вспоминались слова Аксенова: «Если что будет еще, давай, там у нас все купят…»
Следующим для продажи был предназначен прибор бесшумной стрельбы. Что-
бы не продешевить, как в предыдущий раз, о цене договорились заранее. 300 рублей — такую сумму назначили Анников и Аксенов Лисину. Тот выложил деньги не торгуясь. Что было еще для продажи на очереди? Трудно сказать. Видимо, в ход уже шло все, что «плохо лежит»: 9 боевых патронов к автомату, несколько учебных гранат, велась речь и о продаже бронежилета.
Оглоблин в этих делах уже не участвовал. Сообразив, чем может закончиться подобная предпринимательская деятельность, он решил выйти из игры.
Теперь ответим на вопрос: зачем Лисин покупал оружие и боеприпасы и какова дальнейшая судьба приобретенного им автомата с прибором бесшумной стрельбы? Как и следовало ожидать, Лисин все это использовал в целях наживы. Автомат он продал некоему гражданину П. за 7 тыс. рублей, прибор бесшумной стрельбы за 700 рублей. Тот, в свою очередь, намеревался использовать оружие по назначению — но, как заявил следователю, только при защите собственной жизни. Когда П. узнал от Лисина, что солдат «трясут», то быстро сообразил: цепочка обязательно выведет на него. Тертый калач, он хорошо понимал, что при добровольной сдаче оружия подпадает под действия статьи 218 Уголовного Кодекса РСФСР, где сказано, что «лицо, добровольно сдавшее огнестрельное оружие, боевые припасы или взрывчатые вещества, хранившиеся у него без соответствующего разрешения, освобождается от уголовной ответственности». И поэтому поздним декабрьским вечером, ровно за девять дней до Нового года, в 153 отделение милиции г. Москвы явился человек, который передал дежурному заявление следующего содержания:
«Я… добровольно выдаю АКМ, четыре магазина, прибор бесшумной стрельбы и девять боевых патронов».
К заявлению П. приложил увесистый сверток с вышеуказанными предметами.
С МОМЕНТА обнаружения недостачи автомата на складе АТВ и до его добровольной сдачи в отделение милиции прошло немногим более недели. Экспертиза установила, что из него не стреляли (как говорится, слава Богу). Затем было следствие, продлившееся полгода. Его материалы составили два увесистых тома. И, наконец, суд.
В ходе судебного разбирательства обвиняемые подтвердили и полностью признали себя виновными в совершении преступления. Прозрение, к сожалению, пришло к ним слишком поздно.
Перед вынесением приговора им предоставили последнее слово.
Д. Анников: «Случившееся явится для меня уроком на всю жизнь. За те дни, что я провел в тюрьме, я многое осознал и больше никогда не посмею ничего подобного совершить…»
Е. Аксенов: «Уважаемый Суд! Я понимаю, что совершил тяжкое преступление, и готов понести наказание, Я прошу военный трибунал поверить в то, что я больше никогда не стану на преступный путь… Прошу, не лишайте меня свободы…»
Н. Оглоблин: «Я рос и воспитывался в простой рабочей семье. Никогда не воровал. В армии хотел служить честно… У меня есть дочь, ей всего полтора года. Я обещаю, что не совершу в жизни больше ни одного преступления. Я прошу не лишать меня свободы. Я хочу честным трудом искупить свою вину…»
Когда суд для окончательного определения меры наказания удалился на совещание, внимание присутствующих з зале переключилось на родителей подсудимых. Их действительно было по-человечески жаль.
— Да за что ж мне такое горе на старость, а, сыночек… — негромко причитала маленькая, сгорбившаяся от свалившегося на нее несчастья женщина — мать Оглоблина. Ее крупные, раздавленные тяжелой крестьянской работой руки комкали мокрый от слез платок. Рядом с ней молча плакали матери Анникова и Аксенова. Мужчины держались тверже, но и им было нелегко: сколько стыда пришлось претерпеть за все это время. Как смотреть теперь в глаза односельчанам, как пережить позор, что покрыл их отцовские головы?
Нет, не учили родители своих отпрысков воровству. «Сами никогда себе в жизни не позволяли взять чужого и сына таким же старались растить, — скажет после суда мать Анникова. — Даже не знаем, как он на такое решился?»
ФИНАЛ всей этой грустной и грязной истории закономерен.
Суд военного трибунала, взвесив все «за» и «против» в действиях и поведении подсудимых в ходе следствия, признал их виновными в хищении огнестрельного оружия по предварительному сговору группой лиц и приговорил Анникова к 4 годам лишения свободы с пребыванием в исправительно-трудовой колонии усиленного режима, Аксенова к 3 и Оглоблина к 2 годам прохождения службы в дисциплинарном батальоне. Решением суда с них также взысканы в долевом порядке деньги в сумме 1300 рублей, как полученные незаконным путем. Приговор, возможно, и суров, но справедлив. Оружие не предмет купли-продажи и цену ему в таких случаях вынужден устанавливать суд, что обходится несравненно дороже. Об этом никогда не стоит забывать.
