МОЯ КОМАНДИРОВКА ТУДА, ГДЕ БЫЛ Я ВОВКОЙ
«Мы возвращаемся к тому,
Где были счастливы когда-то,
Котя давно отпахла мята
И пусто в мамином дому».
МОЯ КОМАНДИРОВКА ТУДА, ГДЕ БЫЛ Я ВОВКОЙ
«Мы возвращаемся к тому,
Где были счастливы когда-то,
Котя давно отпахла мята
И пусто в мамином дому».
Возвращение в Сталинград (ныне Волгоград), ще мама с нами, двумя детьми, гаревого дыма войны хватила под завязку, для меня стало одним из священных ритуалов. Уехав из Сталинграда перед самым его переименованием в Волгоград учиться на летчика в Харьков, я так и остался впоследствии жить в Украине, всякий раз возвращаясь к своей малой родине, чувствуя виновность перед нею такую, что как будто я, струсив, оставил фланг ее незащищенным. Но тогда это было не так наглядно, поскольку была одна страна, одно небо и одна земля. Ощущение моего «бегства» обнажилось отчетливей, когда по большой стране прошли границы самостоятельности государств, вчера еще составляющих единое целое…
ОТПРАВЛЯЯСЬ в последний раз со сталинградской платформы в далекое странствие по жизни в 1960 году, я не представлял, какие ждали меня губительные крены при полете в небе и балансирующие, как по канату, шаги по земле. На первых порах я даже полетаю немного курсантом высшего училища летчиков вместе со своими однокашниками, будущими летчиками-космонавтами, Юрием Малышевым и Володей Ляховым, будущим маршалом авиации Евгением Шапошниковым и другими известными впоследствии летчиками всей огромной стране. Я еще на этой волне, после списания меня с летной практики, закончу один из лучших институтов — ХАИ!
Но вскоре начались такие испытания на выживание, что лютому врагу я б не пожелал. Прощание с мечтой об авиации не обошлось одной депрессией среднего калибра, но еще и такими жизненными ударами, когда все внешнее человеческое и все нравственное внутри тебя стало уходить с головою в глубины алкогольной топи, когда в поисках выхода на поверхность здравого пространства, пришлось метаться с одного края в другой, как из тупика в тупик или, как из угла в угол: Чугуев-Кременчуг-Волгоград-Гянджа-Темиргау и так далее пока я не нашел каталог фирм Киева.
В дни просветления разума я добирался с большим трудом до Волгограда, ища у него отцовской поддержки, но он, полностью обвальный нещадной войной и, поднимаясь заново из стекла и бетона, был хладен в отличии от горячих руин Сталинграда, прикрывшего когда-то меня, мальчонку, своим обожженным телом. Я шел к Волге, снимал с себя далеко нссвсжую, пропитанную потом, одежду, и ступал медленными, почти не ежась, шагами в воду по самое горло. Волга ополаскивала своей волной мое некогда натренированное профессиональным футболом, а теперь дряблое тело, не укоряя, шептала мне вроде того, что все обойдется, что будет и на нашем берегу праздник. Я чувствовал, как слеза, смешиваясь с малюсенькой непросохшей капелькой огромной Волги, сползала у меня по щеке вместе с бывшей моей силой воли и остатками стыда и обиды за то, что я через минутные мгновения пойду от берега, не зная куда, буду делать, не зная что, натыкаясь на барьеры безысходности.
Я еще немало намыкаюсь по свету перед тем, как вернуться в Чугуев, где было мое небо с моим первым полетом над прекрасным репинским Чугуєвом, с его живописными селами Малиновка, Граково, Базалеевка, Новопокровка, Ивановка, с их замечательными людьми, которые выращивали пахший святой Украиной хлеб, фрукты, овощи, ухаживали за полями с огромными кругляшками цветущих подсолнухов так ослепительно, что с высоты полета по кругу они казались солнечными птенцами в делянках-гнездах черноземного пространства.
На дворе стоял 1972 год, от которого я оттолкнулся в трезвое плавание. Было тогда мне 33 года. «Возраст Христа!» — в ту пору подумалось мне. Но, видимо, не только возраст Его решил позаботиться обо мне, поскольку жизнь от холостых оборотов, к моему удивлению, стала переждать на режим продвижения вперед с наверстыванием упущенных моих возможностей и потерь достойных ориентиров. Память стала выстраивать для меня свои взлетные полосы, но теперь уже в небо поэзии.
Меня стали печатать Анадырь и Ташкент, Хабаровск и Минск, Ленинград и Киев, Харьков и Москва. Под кавдой моей подборкой стихов в журналах и газетах стояло левее моего имени и фамилии — г. Чугуев. Это меня настолько радовало, что лет через десять, когда выйдет моя книга в переводе известных украинских поэтов, я напишу:
<Мне говорят, что я напрасно
На украинской мове вышел.
И только нам, Чугуев, ясно,
Что небо наше стало выше».
И только в Волгоград из своих стихов я ничего не посылал годами, оставляя свои поэтические послания на потом, когда окончательно окрепну, хотя стихов с посвящением Сталинграду было очень много.
Туда дальше я выпушу сборник стихов «Мой иконостас», посвященный полностью Сталинграду и особенно Волге:
«Те сбылись мечтанья в сроки,
Этих пыл давно угас…
Предо мною берег Волги —
Вечный мой иконостас».
Выпуск этого сборника совпал с 60-летнем Победы на Волге. Знаменитый поэт Аркадий Филатов написал в аннотации к этой книге: Открывался сборник известным моим, как визитная карточка, стихотворением:
Этот сборник я послал тогдашнему губернатору Волгоградской области Максюге Николаю Кирилловичу, вскоре от него получил ответ, который здесь привожу в сокращенном виде. «Уважаемый Владимир Александрович! Примите самые теплые слова благодарности за изданный Вами и присланный в наш адрес сборник собственных стихов «Мой иконостас». Мы признательны Вам, нашему соотечественниц и землящ пережившему страшные дни боев, голод, разруху и сохранившему в своем сердце память о родном городе и любви к Родине».
Летом этого же юбилейного 2003 года я поехал в Волгоград. Был на следующий день в администрации Волгоградской области, где мне секретарь губернатора сказала, что сегодня Николай Кириллович поехал по полям отмечать отличившихся в сборе урожая, но завтра он с 12 до 15-ти дня уделит Вам персональное внимание, о чем и просил Вам передать. Три дня моего пребывания без отметки в паспорте назавтра к вечеру предательски истекали. Уезжать сразу, после встречи с руководителем области очень не хотелось, но еще сильнее не желалось просить губернатора о липшем дне, как о подачке.
На следующий день я не пошел на встречу, а вечером, досадуя на себя и на пресловутые, прошедшие по сердцам границы, уехал в свой, ставший мне родственным, Чугуев. С 2004 года я стал чаще посещать Волгоград и, конечно же, Волгу, мне даже казалось, что если я летом не оку нусь в Волгу, принимая как бы повторные обряды Крещения, то зимой буду чаше болеть.
Владимир РОДИОНОВ
